Ступенька

- Слабак… - бросил Серёжка через плечо и, скорчив своё холёное личико, пошёл к дому. Вероятно, этой гримаской он хотел показать мне своё презрение. А получилось так, словно у него заболело в боку. Но мне было наплевать… Наплевать на его насмешки. Наплевать на него самого. Наплевать на то, что он сынок нашей директорши. Наплевать на то, что завтра вся школа будет знать о том, что сейчас произошло. Не мог я наплевать только на то, что действительно струсил… И с этим надо было что-то делать…

Я покрепче ухватился за пожарную лестницу и начал спускаться. Когда злосчастная десятая ступенька оказалась на уровне моих глаз, я остановился. Долго её разглядывал. Ржавая. Поцарапанная.  Интересно, какого ты была цвета? И когда тебя вообще красили последний раз? Я прижался к ней щекой… Холодная…Ступеееенечка! Что ж мы с тобой никак не подружимся? Ты ведь совсем не страшная. Обычная ступенька на обычной пожарной лестнице… Десятая … Всего-то лишь десятая! Я посмотрел вниз. Под лестницей лежала горка песка. Кто-то предположил, что на песок будет мягче приземляться. И мы натаскали песка со стройки. Там его было много-премного. И сторожил его наш любимый дедушка Брежнев. Не тот, конечно же, который «в телевизоре». Тот жил в какой-то далёкой и почти для нас мистической Москве. Работал на Красной площади (хотя по нашему чёрно-белому телевизору она почему-то была совсем не красной) рядом с мавзолеем, в котором лежал другой дедушка – дедушка Ленин. У нашего дедушки Брежнева были такие же косматые брови, как у «того». Правда, на бровях сходство и заканчивалось. Но тут решающую роль сыграло то, что «нашего» тоже звали Леонидом Ильичём. Так вот как-то и прилипло к нему – дедушка Брежнев. Но это только мы, дворовая детвора, между собой его так называли. Родители запрещали нам это. Боялись чего-то. Поэтому для всех он был просто – дедушка Лёня. Хороший он был. Добрый. Знал целую кучу всяких историй. Я до сих пор не знаю наверняка – правда ли, что то, о чём он нам рассказывал, случилось с ним на самом деле. Или всё это придумывалось по ходу. Да и неважно, наверное, это. Важно было то, что каждая такая история удивительным образом ложилась на моё настроение. И всегда подкреплялась огромной чашкой пахучего травяного чая и банкой вкуснющего варенья, которое он каждое лето варил сам…

…И на этот раз заколдованная десятая ступенька не захотела со мной разговаривать. Я спустился с лестницы. Настроение было просто отвратное. И помочь мне сейчас могло только волшебное варенье дедушки Брежнева. Я на секунду представил себе, как он открывает свой громадный шкаф с миллионом (так мне тогда казалось) баночек и спрашивает: «Ну… какую ягодку мы сегодня попробуем?..» Рот моментально наполнился слюной, я подхватил портфель и помчался навстречу новой истории… и новой баночке варенья…

- Так ты говоришь – струсил? – брови дедушки Брежнева зашевелились и поползли вверх, попутно складывая в гармошку кожу на лбу. С момента начала моего рассказа о неудаче с пожарной лестницей прошло уже ровно одна чашка чая и блюдечко варенья. Сегодня это была шелковица… Настроение моё заметно улучшилось. Я облизал ложку и ответил:

- Ага…

Он посмотрел на пустое блюдце передо мной, на мои чёрно-фиолетовые от шелковицы губы и улыбнулся.

- Если ты сам это понимаешь, значит это уже не трусость. Просто сегодня ты не готов…

- Но другие ведь смогли!!! А я… не знаю даже, как это происходит… с девятой ступеньки прыгаю спокойно… а только поднимаюсь на десятую – колени в макаронины вареные превращаются… Приходится двумя руками крепче за лестницу держаться, чтобы не свалиться…

            - Да не нужна тебе эта десятая ступенька… Просто не нужна и всё!..

Я открыл рот от изумления:

            - Кк… как это – не нужна? Это же… Все прыгнули!.. А я… И я должен!

Но потом посмотрел на дедушку Лёню и осёкся… Он долго молчал, потом устало вздохнул и начал говорить.

            - Знаешь, Юрка… Тебе сейчас сколько? Десять?

Я отодвинул пустую чашку и кивнул.

            - А мне восемьдесят два… Малёк ты ещё. Может не поймёшь… Но просто запомни. Поймёшь потом.

Я опять кивнул, хотя вообще ничего не понял.

            - Так вот. Жизнь у нас, у каждого, одна. Каждый сам выбирает – как он её проживёт. Я не буду тебе сейчас рассказывать, что кто-то становится космонавтом, кто-то великим спортсменом, кто-то спасает людей… Всё это громкие слова. У тебя есть родители, которые тебе и так всё это говорят постоянно. Так ведь?

Я улыбнулся и снова кивнул, почувствовав себя неимоверно гордым за то, что дедушка сейчас разговаривает со мной как со взрослым. На равных!

            - Я хочу, чтобы ты понял, что жизнь человека измеряется не прожитыми годами. Когда тебе тоже буде восемьдесят два, тебя совсем не будет интересовать – сколько ты прожил и сколько ещё осталось. Ты задашь себе вопрос – что я успел сделать, а что не успел?.. И, поверь мне, как бы ты много ни сделал за свою жизнь, всегда будет казаться, что нужно сделать ещё больше. И тогда ты начнёшь ценить каждую минуту, оставшуюся тебе, упрекая самого себя за столько лет, потраченных впустую. Это неизбежно… Все приходят к этому… Поэтому, не останавливайся никогда. Споткнулся? Упал? Поднимайся, отряхивай колени и иди дальше!.. Дошёл до реки? Нет моста? Не умеешь плавать? Вали деревья, строй плот и иди дальше!.. Упёрся в стену? Непробиваемую? Перелазь её и иди дальше!.. Не можешь прыгнуть с десятой ступеньки? Плюнь на неё и иди дальше!..

            Я очнулся от звона тарелок. Дедушка Лёня мыл посуду. А я… Задремал, что ли? Как это меня так разморило? Да нет же! Всё так же сижу за столом… Интересно – а долго я так сижу?.. Всё-таки волшебное у него варенье… Я встал и зевнул так, что челюсть хрустнула.

            - Спасибо, дедушка Бре… Ой… Лёня…

Я втянул голову в плечи, но он даже ухом не повёл.

            - Беги домой. Мамка, небось, супчик свеженький сварила… Передавай родителям привет.

            - Ага… - Портфель прыгнул на плечо, и я пулей полетел домой…

*   *   *

Прошло две недели. Как я и предполагал, после того случая в школе меня ждали насмешки и подколки. Но, так как я на них не реагировал, они утихли сами собой. Про злосчастную ступеньку я уже почти забыл. Почти убедил себя, что она мне действительно не нужна. Почти поверил, что убедил себя… Почти… Почему почти? Да потому что иногда зудело что-то в груди, щекотало… В такие секунды я мысленно возвращался к пожарной лестнице, и мне казалось, что вот сейчас!!! Вот именно в эту минуту!!! Я бы смог. Спрыгнул бы. Но тут же я понимал, что это всё не так. Что момент упущен и вообще ступенька эта мне не нужна. Понимал… Но проходил день, другой, и я опять был там. Я опять её видел. Опять её касался… Аккуратненько, в тайне от самого себя… От того «себя», который пытался думать правильно. Который вдруг после разговора с дедушкой Брежневым стал взрослым… Не знаю – стал ли, но я чувствовал в себе какие-то перемены. Я чувствовал, что передо мной приоткрыли дверь в какую-то страшно секретную для нас, детей, комнату. И пусть это была всего лишь маленькая щёлочка. И пусть я многого ещё не понимал из того, что мне тогда дедушка наговорил. Но я твёрдо знал, что именно в эту комнату мне нужно. И я в неё войду, широко раскрыв дверь. И узнаю все-все-все тайны, которые взрослые от нас прячут… И тогда я пойму всё, что он мне сказал… И даже если что-то не пойму, я знал, что всегда смогу прийти к дедушке, и он мне всё объяснит. Но прийти к нему я не успел…

Хоронили дедушку Лёню всем двором. Хоть и знали его все давно, но никогда не видели, чтобы к нему приезжали какие-нибудь родственники. Может, забыли о нём, а, может, и не было их совсем. Поэтому собрали деньги сами и всё организовали тоже сами.

Гроб стоял на двух скамейках, и соседи по очереди подходили к нему, чтобы проститься. Подошёл и я со своими родителями. Папа стоял с каменным лицом. Мама тоже молчала и только прижимала меня к себе. А я вдруг понял, что всё закончилось! Закончились душевные беседы за чашечкой пахучего чая. Закончились походы из школы домой через дедушкин дом, чтобы услышать ещё одну интересную историю. Больше никогда не откроется огромный шкаф с миллионом баночек магического варенья… Больше никогда не зашевелятся его косматые брови…

Я опять увидел перед собой дверь. Дверь с табличкой «Детям вход строго запрещён!». И дверь опять была приоткрыта. А за моей спиной громко хлопнула другая дверь. Я оглянулся и увидел на ней табличку «Только для детей!». Да… всё закончилось… «Нет, малёк. Для тебя всё только начинается!..». Я посмотрел на маму с папой. Неужели они этого не слышали? Ведь дедушка сказал это так громко! Но все стояли с каменными лицами. Я высвободился из маминых объятий. Мне хотелось что-то сделать. Что-то сказать. Что-то такое… самое главное для меня… и для дедушки. Но слова не приходили. Я только выдавил из себя:

- Ты был мне настоящим родным дедушкой… Спасибо тебе…

Мама опять заплакала. А я поцеловал дедушку Лёню в лоб и шепнул:

- И спасибо за открытую дверь…

Мама сгребла меня в охапку, и мы отошли на несколько шагов. Вдруг за забором послышался гул подъезжающей машины. Все в недоумении повернули на звук головы. Во двор заехала чёрная «Волга». Остановилась. Двигатель затих. Во дворе воцарилась такая тишина, что я услышал, как у кого-то заурчало в животе. Открылась задняя дверца, и из машины вышел… генерал. В том, что это был генерал, я не сомневался ни секунды. В воинских званиях я уже разбирался. Но это был какой-то необычный генерал. Парадный, что ли… Я таких только на параде по телевизору и видел. Высокий, жилистый. Седые коротко стриженые волосы. Вся грудь в наградах. Фуражку он подержал в руках, потом бросил на заднее сидение и захлопнул дверцу «Волги». Оглядел всех, поздоровался и подошёл к гробу.

            Долго молча стоял. Потом хриплым севшим голосом сказал:

- Прощай, Лёнчик… Когда-то должен был уйти я… Ты меня вытащил… Сегодня ушёл ты… А я тебе так и не успел долг отдать… Прости.

*   *   *

            Я шёл из школы. Шёл мимо пожарной лестницы. Той самой… Ещё издалека услышал голоса. Это был Серёжка, сынок директорши, со своей ватагой. От безделья они опять прыгали с лестницы. Серёжка меня заметил и окликнул. Отступать было поздно. Я подошёл.

            - Ну что, попрыгаешь сегодня с нами? Или опять струсишь?

Я пробормотал что-то типа «мне некогда» и прошёл мимо, не останавливаясь… И тут горячим подзатыльником меня догнало:

            - Слабак…

Я остановился. Кто-то кричал во мне, чтобы я шёл дальше. Но кто-то другой говорил мне спокойно, что с этим нужно разобраться. Здесь и сейчас. Раз и навсегда. Я подошёл к Серёжке, снял портфель и сказал:

            - Ты первый.

Он в ответ ухмыльнулся:

            - Нет. Сегодня ты будешь первым. Как я прыгал с десятой ступеньки – все уже видели. Теперь покажи ты…

Я на негнущихся ногах медленно подошёл к лестнице. С каждым шагом храбрость покидала меня, уступая место страху и растерянности. Я сжал зубы, ухватился за лестницу и начал подниматься. Первая… Вторая… Третья… Ноги и руки двигались всё медленнее. Снизу послышались какие-то подколки, но я уже перестал обращать на них внимание. Сердце стучало всё громче… В ушах шумело всё сильнее… Ещё шаг… И ещё… Руки ухватились за проклятую десятую ступеньку. Я подтянулся чуть выше и она опять оказалась на уровне моих глаз. Я на несколько секунд замер и вдруг отчётливо понял, что не смогу с неё прыгнуть… Ни сегодня… Ни завтра… Ни-ког-да!... И что с того? И совсем это не трусость! Ведь я же сам это понимаю! Просто не нужна мне эта ступенька и всё! СТОП! Откуда..? Чьи это слова? И память услужливо включила мне тот день с вареньем из шелковицы. Тот длинный дедушкин монолог про… Что-то там про «споткнулся-упал», про реку какую-то… про стену… И про ступеньку… Вдруг я отчётливо услышал голос дедушки Брежнева: «…Не можешь прыгнуть с десятой ступеньки? Плюнь на неё и иди дальше!..» Плюнь и иди дальше… Иди дальше… ИДИ ДАЛЬШЕ!

            Не осознавая, что я делаю, я смачно плюнул на десятую ступеньку, оторвал от неё руку, переставил выше и начал подниматься. Ноги отсчитывали: восьмая… девятая… десятая… Я опять остановился. Вот она… десятая… Я стою на ней… Я посмотрел вниз. Шесть пар глаз следили за каждым моим движением. Я посмотрел на Серёжку. Он, как всегда, ухмылялся. Я ему весело подмигнул. Страха не было. Не осталось и следа… Иди дальше… Да, дедушка, я понял!.. Перехватившись рукой за следующую ступеньку, я сделал шаг наверх. Одиннадцать… Ещё один. Двенадцать… Ещё. Тринадцать… Я повернулся спиной к лестнице, отпустил руки и прыгнул.

*   *   *

Каждый год я приезжаю к дедушке на могилу. Иногда с друзьями. С теми, кто знал его. С теми, кто разделил со мной детство. Общее детство. Одно на всю нашу дворовую детвору. Но иногда приезжаю сам. Как сейчас. И сижу здесь подолгу. Вспоминаю…

Вспоминаю день похорон. Вспоминаю «парадного» генерала. С которым, как потом выяснилось, наш дедушка прошёл всю войну и которому спас жизнь, вытащив тяжелораненого из-под обстрела. Вспоминаю, как потом этот генерал остался с нами до самого вечера. Как рассказывал военные истории. О себе. И о своём друге Лёнчике… О нашем дедушке Брежневе… А мы слушали с открытыми ртами. Потому что таким нашего дедушку мы не знали. И даже когда стемнело, родители нас не забирали домой. Потому что тоже сидели рядом. И тоже слушали, затаив дыхание.

Вспоминаю свой дурацкий прыжок с тринадцатой ступеньки старой пожарной лестницы. Как я неудачно приземлился, и колено не выдержало. Как потом два месяца в больнице лечил ногу, но так и не долечил. Зато прославился на всю школу. И девочки из параллельных классов носили мне в больницу конфеты…

Вспоминаю… И разговариваю с ним. И иногда мне кажется, что он сидит со мной рядом и слушает. А я продолжаю говорить и боюсь повернуться. Боюсь, что ощущение его присутствия исчезнет…

Я не знаю, доживу ли до восьмидесяти двух… Не знаю, много ли успею сделать… Будет ли мне чем гордиться… Но варенье варить я научился! А для моих внуков оно обязательно будет волшебным!..

Ну, всё. Пора…

Я встал, поцеловал фотографию на кресте и пошёл к выходу из кладбища. Колено начало тянуть и подёргивать, как будто захотело согнуться в другую сторону. Я поднял глаза на небо. Чистое. Без единого облачка. Но меня не обманешь… Я знаю, что скоро будет дождь… Теперь я это точно знаю…

© Loy, 21.01.2013г.